Е.Я.
Исстражденный, хочу одевить,
Замужница, твои черты:
Не виденная мною девять
Осенних лет, ты — снова ты!
Смеющаяся в отстраданьи,
Утихшая — … июнь в саду… —
Растративши дары и дани,
Пристулила в седьмом ряду.
Я солнечник и лью с эстрады
На публику лучи поэз.
Ты, слушая, безгрезно рада
(Будь проклята приставка «без»!)
Но может быть, мое явленье,
Не нужное тебе совсем,
Отторгнуло тебя от лени,
Пьянительней моих поэм?
Напомнило, что блеклых девять
Осенних лет твои черты
Суровеют, что их одевить
В отчаяньи не можешь ты…
1912. Ночь под Рождество
Ты приходишь утомленная, невеселая, угаслая,
И сидишь в изнеможении, без желаний и без слов…
Развернешь газету — хмуришься, от себя ее отбрасывая;
Тут уже не до политики! тут уже не до балов!
Светлый день ты проработала над капотом мессалиновым
(Вот ирония! — для женщины из разряда «мессалин»!).
Ах, не раз усмешка едкая по губам твоим малиновым
Пробегала при заказчице, идеал которой — «блин»…
В мастерской — от вздорных девочек — шум такой же, как на митинге,
Голова болит и кружится от болтливых мастериц…
Не мечтать тебе, голубушка, о валькириях, о викинге:
Наработаешься за день-то, к вечеру — не до цариц!
1912
Будь спокойна, моя деликатная,
Робко любящая и любимая:
Ты ведь осень моя ароматная,
Нежно-грустная, необходимая…
Лишь в тебе нахожу исцеление
Для души моей обезвопросенной
И весною своею осеннею
Приникаю к твоей вешней осени…
1912. Июль. День Игоря.
Ст. Елизаветино, село Дылицы
Моя улыбка слезы любит,
Тогда лишь искренна она,
Тогда лишь взор она голубит —
И в душу просится до дна.
Моей улыбке смех обиден,
Она печалью хороша.
И если луч ее не виден,
Во мне обижена душа.
Мыза Ивановка
Бессонной ночью с шампанским чаши
Мы поднимали и пели тосты
За жизни счастье, за счастье наше.
Сияли звезды.
Вино шипело, вино играло.
Пылали взоры и были жарки.
— Идеи наши, — ты вдруг сказала, —
Как звезды — ярки!
Полились слезы, восторга слезы…
Минуты счастья! я вижу вас ли?
Запело утро. Сверкнули грезы.
А звезды… гасли.
1907
Какой изнурительный сон!..
Я шел и твой дом повстречал
Была на крыльце ты. Начал
Былого конца лилея звон.
Любовь во мне снова зажглась
И сердце грозила снести.
— Прости! — застонал я, — прости! —
И брызнули слезы из глаз.
Смотрю я: ты вздрогнула вся,
Ты вся изменилась в лице…
Я бился в мечте на крыльце,
Тебя о прощеньи прося.
И ты, засверкав, хохоча,
Любя, как давно, как всегда,
Сказала: «Простить? Никогда!»
— Где в храме потухла свеча?… —
Я с рукава срываю креп:
Год миновал. Мой взор окреп.
Окреп от слез.
Так крепнет травка от дождя.
Так крепнет рать в крови вождя.
И ум — от грез.
Горелово
В цветах стыдливости, в мечтах веселья,
В душистой полыме своей весны,
Она пришла ко мне, — и без похмелья
Пьянили девственно поэта сны.
А сколько радости! А сколько счастья!
Ночей жасминовых!.. фиалок нег!..
О, эта девочка — вся гимн участья,
Вся — ласка матери, вся — человек!
Орешек счастия сберечь в скорлупке
Я не сумел тогда… Молчи, постой! —
Ведь нет… ведь нет ее, моей голубки,
Моей любовницы… моей святой!
Снег яблонь — точно мотыльки,
А мотыльки — как яблонь снег.
Еще далеко васильки,
Еще далеко ночи нег.
И все — в огне, и все — в цвету,
Благоухает каждый вздох!..
Зову и жажду — жажду ту,
От чьих слезинок дымен мох!..
Мыза Ивановка
— Бери меня, — сказала, побледнев
И отвечая страстно на лобзанье.
Ее слова — грядущих зол посев —