Том 1. Громокипящий кубок - Страница 37


К оглавлению

37
Знал мечтаний лабиринты. —


И пускай, кто хочет, трусит,
Но не мне такая доля.
И сказал я: «Дева с поля,
Кто же имя девы вкусит?»


Уже, уже нить лесная,
Комаров порхают флоты…
Тут ее спросил я: «Кто ты?»
И прозвякала: Весна — я!

Под настроеньем чайной розы

1. Октава

От вздохов папирос вся комната вуалевая…
Свой абрис набросал на книге абажур.
В вазетке на столе тоскует роза палевая,
И ветерок ее колышет весь ажур.
Пугает холодок, а вдохновенье, скаливая,
Зовет меня в леса из копоти конур.
  Я плащ беру и верный хлыст,
  И чайной розы сонный лист.

2. Газелла

И все мне доносится чайная роза
Зачем тосковала так чайная роза?


Ей в грезах мерещились сестры пунцовые…
Она сожалела их, чайная роза.


Ее обнадежили тучи свинцовые…
О! влага живительна, чайная роза…


Дыханьем поила закаты лиловые
И лепеты сумерек чайная роза…


В груди ее таяли чаянья новые
Их пела случайная чайная роза.

Мыза Ивановка

Поэза о незабудках


Поет Июнь, и песни этой зной
Палит мне грудь, и грезы, и рассудок.
Я изнемог и жажду незабудок,
Детей канав, что грезят под луной
Иным цветком, иною стороной.


Я их хочу: сирени запах жуток.
Он грудь пьянит несбыточной весной;
Я их хочу: их взор лазурный чуток,
И аромат целебен, как простор.
Как я люблю участливый их взор!


Стыдливые, как томны ваши чары…
Нарвите мне смеющийся букет,
В нем будет то, чего в сирени нет,
А ты, сирень, увянь в тоске нектара.

Мыза Ивановка

Мой сад

П.М. Кокорину


Войди в мой сад… Давно одебрен
Его когда-то пышный вид.
Днем — золочен, в луне — серебрян,
Он весь преданьями овит.


Он постарел, он к славе алчен,
И, может быть, расскажет он,
Как потерял в нем генерал чин,
Садясь в опальный фаэтон.


И, может быть, расскажет старец,
Как много лет тому назад
Графиня ехала в Биарриц
И продала поспешно сад;


Как он достался генеральше,
Как было это тяжело,
И, может быть, расскажет дальше,
Что вслед за тем произошло.


А если он и не расскажет
(Не всех доверьем он дарит…)
Каких чудес тебе покажет,
Какие дива озарит!


И будешь ты, когда в росе — лень,
А в сердце — нега, созерцать
Периодическую зелень
И взором ласкою мерцать.


Переживать мечтой столетья,
О них беззвучно рассуждать,
Ждать девушек в кабриолете
И, не дождавшись их, страдать…


Мой тихий сад в луне серебрян,
А в солнце ярко золочен.
Войди в него, душой одебрен,
И сердцем светел и смягчен.

Ты не шла…

Карменсите


Целый день хохотала сирень
Фиолетово-розовым хохотом.
  Солнце жалило высохший день.
  Ты не шла (Может быть, этот вздох о том?)


Ты не шла. Хохотала сирень,
Удушая пылающим хохотом…
  Вдалеке у слепых деревень
  Пробежал паровоз тяжким грохотом.


Зло-презло хохотала сирень,
Убивая мечты острым хохотом.
  Да. А ты все не шла — целый день.
  А я ждал (Может быть, этот вздох о том?…)


До луны хохотала сирень
Беспощадно осмысленным хохотом…
  Ты не шла. В парке влажная тень.
  Сердце ждет. Сердце бесится грохотом.


— Отхохочет ли эта сирень?
Иль увянет, сожженная хохотом?!

Павловск

На строчку больше, чем сонет


К ее лицу шел черный туалет…
Из палевых тончайшей вязи кружев
На скатах плеч — подобье эполет…
Ее глаза, весь мир обезоружив,
Влекли к себе.


      Садясь в кабриолет
По вечерам, напоенным росою,
Она кивала мужу головой
И жаждала души своей живой
Упиться нив вечернею красою.


И вздрагивала лошадь, под хлыстом,
В сиреневой муаровой попоне…
И клен кивал израненным листом.
Шуршала мгла…


      Придерживая пони,
Она брала перо, фантазий страж,
Бессмертя мглы дурманящий мираж…

Мыза Ивановка

1909

Град

Дарю Дорину-Николаеву


Качнуло небо гневом грома,
Метнулась молния — и град
В воде запрыгал у парома,
Как серебристый виноград.


Вспорхнула искорка мгновенья,
Когда июль дохнул зимой —
Для новых дум, для вдохновенья,
Для невозможности самой…


И поднял я бокал высоко, —
Блеснули мысли для наград…
Я пил вино, и в грезах сока
В моем бокале таял град

Мыза Ивановка

Сон мстительный


Вошла в мой сон: немного пополнев,
Все так же легкомысленна и лжива;
Все те ж духи и тот же все напев, —
И вот опять все прожитое живо.


Легко узнать в чертах, всегда твоих,
Чрез много лет, оскорбленных громоздко,
37