«Au pays parfume que soleil caresse…»
Где ласков луч, в стране благоуханной
Я знал под щедрым куполом дерев,
Где все полно какой-то негой странной,
Царицу гор, креолку, дочь лесов.
Атлас лица и смуглый, и горячий;
Горд очерк шеи: власть она хранит;
Изящный бюст весь вылеплен удачей;
В улыбке — зыбь; в глазах ее — гранит.
О, к вам бы шел и малахит Луары,
И Сэны гладь — как изумруды прерий…
Украсьте замки, гнезда суеверий,
В тени аллей будите Ваши чары.
Сотките свет сонетов для поэта, —
Ваш взгляд один важнее глаз дуэта!..
Мыза Ивановка
— Дайте, дайте припомнить… Был на Вашей головке
Отороченный мехом незабудковый капор…
А еще Вы сказали: «Ах, какой же Вы ловкий:
Кабинет приготовлен, да, конечно, и табор!..»
Заказали вы «пилку», как назвали Вы стерлядь, —
И из капорцев соус и рейнвейнского конус…
Я хочу ошедеврить, я желаю оперлить
Все, что связано с Вами, — даже, знаете, соус…
А иголки Шартреза? а Шампанского кегли?
А стеклярус на окнах? а цветы? а румыны?
Мы друг друга хотели… Мы любви не избегли…
Мы в слияньи слыхали сладкий тенор жасмина…
Но… Вам, кажется, грустно? Ах, Люси, извините, —
Это можно поправить… Вы шепнули: «устрой-ка»?…
Хорошо, дорогая! для «заплаты есть нити», —
У подъезда дымится ураганная тройка!
На Ойле, далекой и прекрасной,
Вся любовь и вся душа моя…
Федор Сологуб
Мы выключили электричество:
Луна в стекле
И Ваше светлое величество
Моя Ойле.
На свечи, реющие пчелами,
Устремлены
Глаза, поющие виолами,
И видят сны.
Дымится снег, голубо-фьолевый,
В снегу — шалэ
«Благоговея, друг, оголивай
Свою Ойле…»
Благоуханный и свирельчатый
Ваш голос пью,
И Вы вонзаете взор стрельчатый
В мечту мою.
Вспылало древнее язычество
В душевной мгле:
Не выключено электричество
В телах, Ойле!..
1913, февраль
Твои духи, как нимфа, ядовиты
И дерзновенны, как мои стихи.
Роса восторг вкусившей Афродиты —
Твои духи!
Они томят, как плотские грехи,
На лацкан сюртука тобой пролиты,
Воспламеняя чувственные мхи…
Мои глаза — они аэролиты! —
Низвергнуты в любовные мехи,
Где сладострастят жала, как термиты,
Твои духи!
Веймарн
Как в пещере костер, запылает камин…
И звонок оправдав, точно роза в снегу,
Ты войдешь, серебрясь… Я — прости, не могу… —
Зацелую тебя… как идею брамин!
О! с мороза дитя — это роза в снегу!
Сладострастно вопьет бархат пестрой софы,
Он вопьет перламутр этих форм — он вопьет!
Будь моею, ничья!.. Лью в бокалы строфы,
Лью восторг через край, — и бокал запоет…
А бокал запоет — запоет кабинет,
И камина костер, и тигрица-софа…
Опьяненье не будет тяжелым, — о, нет:
Где вино вне вина — жить и грезить лафа!
Твои уста — качели лунные,
Качели грезы…
Взамен столбов две ручки юные,
Как две березы,
Сольем в дуэт сердечки струнные
Виолончели…
Люблю уста, качели лунные,
Твои качели!
О.Ф.
Гудят погребальные звоны…
Как жутко ты мне дорога!..
Мечтаю ль, — лунятся лимоны;
Заплачу ль, — пушатся снега,
Плывут монотонные стоны,
Меняя в пути берега…
И где-то лунятся лимоны,
И где-то пушатся снега…
Ландыши воздушные, реющие ландыши
Вечером зимеющим льдяно зацвели…
Выйди на поляны ты, сумраком полян дыши,
Падающим ландышам таять повели!
Ландыши небесные, вы всегда бесстебельны,
Безуханно юные искорки луны…
Лунное сияние — это точно в небе льны…
Ленно лани льняные лунно влюблены…
Сердце северянина, не люби лиан души!..
Кедров больше, лиственниц, хрупи, мги и пихт!
Ландыши бесплотные, тающие ландыши,
И у тундры клюквовой зубра сонный выход…
1909
Шмелит-пчелит виолончель
Над лиловеющей долиной.
Я, как пчела в июле, юный,
Иду, весь — трепет и печаль.
Хочу ли мрака я? хочу ль,
Чтоб луч играл в листве далекой?
Шмелит-пчелит виолончель
Над лиловеющей долиной…
Люблю кого-то… Горячо ль?