Том 1. Громокипящий кубок - Страница 29

К оглавлению

29

У Вас молю: чуть-чуть Вы любите меня?
Мне, впрочем, все равно; я все еще люблю!
О, бейте, мучайте несчастную, гоня, —
Все, что хотите, претерплю!.. —


Я на слова ее молчать уже не мог
И руку, застонав, над нею я занес,
И захотелось мне ей дать удар в висок
При виде этих красных слез


— Ударь! ударь меня! ты видишь — жду, молю! —
Она шептала мне с неистовой тоской: —
Но все-таки люблю! ты слышишь? — я люблю!
И мой ты! слышишь?! — мой!!!


Возненавидел я ее в мертвящий миг
И, проклиная дико, крикнул: «С глаз долой,
Змея проклятая! о, я тебя постиг:
Ты издеваешься над мной!


Уйди! уйди скорей! — все кончено! позор
Пусть упадет теперь на голову твою!..»
И вот она ушла, потупив грустно взор,
Сказав в последний раз: люблю.

Отравленные уста
(новелла)

Вот единственный поцелуй,

который я могу тебе дать

М. Метерлинк

1


…И снова надолго зима седьмой раз засыпала,
И в лунной улыбке слезилось унынье опала,
И лес лунодумный, казалося, был акварель сам,
А поезд стихийно скользил по сверкающим рельсам;
Дышал паровоз тяжело; вздохи были так дымны;
Свистки распевали протяжно безумные гимны.

2


В купэ, где напоенный лунными грезами воздух
Мечтал с нею вместе, с ней, ясно-неясной, как грез дух,
Вошел он, преследуем прошлым, преследуем вечно.
Их взоры струили блаженную боль бесконечно.
Он сел машинально напротив нее, озаренный
Луной, понимавшей страданья души осребренной.

3


И не было слова, и не было жажды созвучья,
И грезами груди дышали; и голые сучья
Пророчили в окна о шествии Истины голой,
Что шла к двум сердцам, шла походкой тоскливо-тяжелой.
Когда же в сердца одновременно грохнули стуки,
Враги протянули — любовью зажженные руки.

4


И грезы запели, танцуя, сплетаясь в узоры,
И прошлым друзья не взглянули друг другу во взоры.
А если и было когда-нибудь прошлое — в миге
Оно позабылось, как строчки бессвязные — в книге.
— Твоя, — прошептала, вспугнув тишину, пассажирка.
Звук сердца заискрил, как камень — холодная кирка.
«Вина прощена», — улыбнулося чувство рассудку.
«Она», завесенясь, смахнула слезу-незабудку.

5


Он пал к ней на грудь, как на розы атласистый венчик
Пчела упадает, как в воду — обманутый птенчик.
И в каждой мечте и души зачарованной фибре
Порхали, кружились, крылили желанья-колибри.
— Вздымается страсть, точно струй занесенные сабли!

6


Уста ее пил он, не думая, царь ли он, раб ли…
А губы ее, эти губы — как сладостный опий —
Его уносили в страну дерзновенных утопий,
И с каждою новой своею горячей печатью,
Твердя о воскресшей любви всепобедном зачатьи,
Его постепенно мертвили истомой атласа,
Сливая нектар свой коварный застывшего часа.

С крестом сирени


Цветы лилово-голубые,
Всего в четыре лепестка,
В чьих крестиках мои былые
Любовь, отвага и тоска!


Ах, так же вы благоухали
Тогда, давно, в далеком, там,
Зовя в непознанные дали
По опадающим цветам!


И, слушая благоуханья,
Вдыхая цветовую речь,
Я шел на брань завоеванья
С сиренью, заменившей меч…


А вы цвели и увядали…
По опадающим по вам
Я шел в лазоревые дали —
В цветы, в цветах и по цветам!


Со мною были молодые
Мечты и смелая тоска,
И вы, лилово-голубые
Кресты в четыре лепестка!

Веймарн

1918. Май

Интермеццо («Сирень моей весны фимьямною лиловью…»)


Сирень моей весны фимьямною лиловью
Изнежила кусты в каскетках набекрень.
Я утопал в траве, сзывая к изголовью
  Весны моей сирень.


— Весны моей сирень! — И голос мой был звончат,
Как среброгорлый май: дыши в лицо пьяней…
О, да! о, никогда любить меня не кончит
  Сирень весны моей!


Моей весны сирень грузила в грезы разум,
Пила мои глаза, вплетала в брови сны,
И, мозг испепелив, офлерила экстазом
  Сирень моей весны…

1910

Акварель («Бежит, дрожит на жгучем побережье…»)


Бежит, дрожит на жгучем побережье
Волна, полна пленительных былин.
Везде песок, на нем следы медвежьи.
Центральный месяц — снова властелин.


И ни души. Весь мир — от солнца! — вымер.
Но все поет — и море, и песок.
Оно печет, небесный князь Владимир,
И облако седит его висок.


С зайчатами зажмурилась зайчиха,
И к чайке чиж спешит песочком вскачь.
В душе трезвон. На побережье тихо.
И слабый бодр, и истомлен силач.

Рондели о ронделях


Как журчно, весело и блестко
В июльский полдень реку льет!
Как дивно солнится березка,
Вся — колыханье, вся — полет!


Душа излучивает броско
Слова, которых не вернет…
Как журчно, весело и блестко
В мой златополдень душу льет!
29